Интервью-очерк о наиболее сокрытом и важном отделении больницы имени Тропиных. Здесь больше всего волнения, риска, решительности, трагедии и спасения…
“БЬЁМСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО…”
На реанимационной службе клинической больницы им. А. и О. Тропиных лежит ответственность круглосуточно, не смыкая глаз, спасать жизни.
Больница ургентирует 8 раз в месяц, и нередко поступают больные в критическом состоянии, которые получают неотложную реанимационную и анестезиологическую помощь в условиях реанимационного зала и ургентных операционных. Кроме того отделение анестезиологии и реанимации обеспечивает потребности в анестезиологическом пособии пяти хирургических отделений больницы – хирургического, гнойной хирургии и диабетической стопы, травматологического, гинекологического, акушерского.
За год в реанимационном отделении получают помощь около 800 пациентов, проводится больше 3000 анестезиологических пособий.
Каждую секунду может случиться непредвиденная ситуация, которая потребует от этих специалистов молниеносных решений, выдержки и профессионализма.
Но почему-то больные врачей-анестезиологов вообще не знают. Знают, кто оперировал, и очень редко спрашивают, кто давал наркоз, кто отвечал за жизнь больного во время операции.
Заведующий отделением Андрей ФРУЛЬ говорит, что ничего героического в их работе нет, – просто каждодневный труд людей, выбравших специальность, в которой, возможно, больше напряжение, тяжелее ответственность, острее чувствуется ценность жизни из-за этого вечного пограничного состояния «на гране».
Честно сказать, разговаривать с врачом-анестезиологом трудно – он заметно напряжён, с одной операционной спешит в другую, его постоянно вызывают, и даже в свободную минуту, например, во время вот таких коротких интервью, в воздухе ощущается чья-то потребность, чьё-то ожидание, чья-то – самая отчаянная – надежда на него.
– Андрей Николаевич, Вы приблизительно знаете, сколько людей спасли?
– Нет. Невозможно сосчитать всех, кому ты помог в критический момент. Взять только одну анестезию – три тысячи в год. Это три тысячи стрессов, три тысячи судеб, каждый раз ты берёшь на себя ответственность за чужую жизнь, и всё это ежедневно…
– Какие случаи за последнее время – сложные, но благополучно разрешившиеся – Вы можете вспомнить?
– Трудно какие-то случаи выделить, они у нас все сложные. Ну вот недавно поступил больной с аспирационной пневмонией (спровоцированной попаданием в нижние дыхательные пути инородных веществ) и развившимся РДС-синдромом. В таких ситуациях летальность высокая (80%), и здесь важны первые часы, но пациент оставался без помощи больше суток. К счастью, удалось его спасти. Ещё запомнился парень молодой после ДТП, с тяжелейшей политравмой – мы боролись за него 28 дней, из них 14 дней он находился в коме. Вытянули. Недавно женщина молодая поступила в состоянии глубокой комы после повешения. Тоже трудно было что-то прогнозировать, но – теперь у неё есть «завтра». Кроме того в последнее время, в связи с работой на базе больницы отделения гнойной хирургии и диабетической стопы, к нам чаще стали поступать пациенты с тяжёлым сепсисом на фоне осложнений сахарного диабета, таких как гангрена, анаэробная флегмона конечностей и туловища. Благодаря накопленному опыту, мы сегодня получаем хорошие результаты лечения таких пациентов. Из 15 больных примерно за полтора года только один летальный исход (по непредотвратимым обстоятельствам).
– За таким истёртым словом «спасать» всегда стоит чья-то судьба, но нередко – и чья-то трагедия. А вот когда Вам не удаётся – как с собой справляетесь?
– Где-то я читал, что по данным исследований американских учёных, продолжительность жизни реаниматолога в среднем составляет 46 лет. В той же Америке этой специальности врачи посвящают не более 10 лет, считая её самым вредным производством. Слишком много стресс-факторов. Когда на твоих глазах смерть уносит чью-то жизнь – к этому нельзя привыкнуть или воспринимать спокойно. Трудно передать это чувство…
– Если пациент практически бесперспективен и шанс один из тысячи, как Вы поступаете?
– Бьёмся до последнего.
– В такой ситуации что-то зависит от настойчивости врача?
– Да, зависит.
– Чего Вы боитесь?
– «Сюрпризов»… Мы очень боимся осложнений. Перед каждой операцией думаешь об этом… Ведь может быть всё, что угодно – рвота, аллергический шок, остановка дыхания… Ещё страшит длительная, мучительная болезнь. Мы много видим таких больных.
– Моменты спасения людей, трудного спасения, с борьбой, – что они Вам дают?
– Они очищают душу… Утешает то, что ты кому-то нужен. Ты спас от смерти человека и возродился вместе с ним.
– Какие первые слова говорят люди, пришедшие в себя после критического состояния? О чём первые мысли?
– Кто-то очень сожалеет, что неосторожно относился к своему здоровью, кто-то говорит о близких людях, кто-то просто недопонимает происходящего…
– Кома и клиническая смерть – это разные понятия?
– Да. Под клинической смертью подразумевается состояние, связанное с отсутствием сокращений сердца и кровообращения, на фоне которого быстро развивается аноксия головного мозга, что приводит к прекращению его функционирования уже через минуту. В течение 2-3 минут изменения в нервных клетках мозга ещё обратимы, а затем клетки начинают гибнуть. Кома же – это угнетение сознания и мозговой деятельности, которое может быть обратимым или необратимым, и также в итоге может приводить к смерти мозга – но в целом развивается обычно намного медленнее.
– Сколько длилась самая тяжёлая и длительная кома в вашей практике?
– Из последних случаев приходит на память больная, поступившая после отравления – в коматозном состоянии она пробыла 25 суток. К счастью, удалось вернуть её к жизни. Кстати, женщина была верующая, и это тоже способствовало её дальнейшему выздоровлению.
– Правда, что в человеке, который пережил такое состояние, открываются скрытые способности?
– Никогда не приходилось с таким явлением сталкиваться. Хотя в литературе случаи описаны.
– Вы можете что-то посоветовать людям, чтобы к вам никогда не попадать?
– Я всем этого желаю. Но – жизнь нельзя продумать заранее…
